Сергей Беляев - Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой лаборатории. Он сообщил:

— На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли, оставшийся жить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз, выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем на устах…

Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.

— Мигли — мой вернейший друг, — продолжал Паклингтон, когда я успокоился.

— Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в «Нептуне» и относит их на почту, адресуя на литеры «С. С.». Он же узнал, кто был действительным получателем этих писем.

Вандок вздохнул.

— Почтмейстер еженедельно получал от меня…

Паклингтон снисходительно кивнул головой.

— Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса «бушм-агого» сразу изменять структуру белка в человеческом организме и потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мог срывать работу всей моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые закралось неприятное беспокойство.

— Не думайте, что я нарочно повстречался с вами… — начал было я, вспомнив подозрения о моей связи с Вандоком.

— У тебя был тогда такой вид кандидата в мертвецы, что подобные подозрения исключались, — просто сказал Паклингтон. — Я долго колебался. Но интересы науки побороли. У тебя заболела голова. Я сказал, что это желтая лихорадка. Ты мне поверил. Я сделал тебе под предлогом лечения прививку вируса. И я бы все остальное проделал незаметно для тебя…

— Ах, ваша светлость! — всплеснул руками Вандок. — Если б я в Масатлане не возбудил ваших подозрений, то вы и со мной проделали бы такую штуку? Вот почему вы спрятали от меня зеркало и сами разика два побрили меня…

— Какой вы догадливый! — засмеялся Паклингтон. — Но вы сами позаботились о себе, разбив пробирку с вирусом. Сэм тоже почти догадался, когда тайком от меня побежал в Эшуорф и его никто не узнал. Тогда он устроил мне бурную сцену, и пришлось рассказать ему сказку о джиррах…

— Теперь это дело прошлое, — отозвался я.

— Тогда обратимся к настоящему, — сказал Паклингтон и взял со стола большой конверт с гербовой печатью. Слушай, Сэм, — произнес он, глядя мне в глаза, — месяц назад я послал мою рукопись в научное медицинское общество. Я описал все мои открытия и опыты. Я ждал ответа, решающего мою судьбу. За мою ученую деятельность я должен был Получить титул. Но вчера вечером пришел ответ. Читай…

На веленевой бумаге под гербом стояли краткие строки:

«Уважаемый мистер Добби.

По докладу непременного члена общества изобретений и открытий относительно сделанных вами заявлений, касающихся познания природы так называемых вирусов, вы пожалованы почетной пожизненной пенсией в один фунт стерлингов в год, что в среде ученых является высшей наградой за биологические работы.

Принося вам почтительные поздравления, как мои лично, так и моих коллег, вместе с тем считаю для себя приятным долгом поставить вас в известность, что ваши материалы о вирусах направлены в соответствующую комиссию, а постановление о почетной пенсии — в финансовое бюро для оформления.

Примите мои уверения и пр.».

— Держу пари, — вскрикнул Вандок, поднимаясь со стула, — подписано лордом Паклингтоном… то есть Мерлингом!

— Да нет же, — ответил я. — Подпись неразборчива… — Не все ли равно? — усмехнулся Паклингтон. — Ясно, что Добби может называться, как ему вздумается; Мильройсом или Рольсом. Но он уже никогда не сделается прежним лордом.

Вандок поерошил волосы на затылке.

— Трудно бороться с мерлингами, ваша светлость. Теперь мне все ясно, «как в микроскопе», сказал бы толстяк, ежедневно пьющий содовую в аптеке. Вот что, Сэм… Лишь только мы отчалим отсюда, дай волю своим кулакам. Поколоти меня. Готов получить тумаки, которые пришлось тебе получить за меня. А кстати, добавь и еще. Я виноват, что помогал Мерлингу.

Минуту длилось тягостное молчание. Все стало понятным для меня. Глубокая жалость охватила меня при виде бывшего лорда Паклингтона.

Но он не унывал.

— А ну-ка, джентльмены! — весело сказал он. Помогите мне сунуть в огонь герб лорда Эшуорфа. Смотрите я уже сочинил себе и рисунок герба. На щите я написал девиз: «Традиции и уверенность». Но пусть сгорят они, побежденные предрассудками и ошибками…

Паклингтон бросил в камин письмо о почетной пенсии, потом конверты, какие-то бумаги, фотографию молодой чопорной леди с нитями жемчуга на длинной тонкой шее, тетради, куски черновиков…

Акварельный рисунок на картоне, сунутый в камин Вандоком, долго корчился на угольях и, наконец, вспыхнул, наполовину испепеленный.

— Неужели вы хотите сжечь свои работы? — пробормотал я, смотря на костер в камине. — Если вы устали и не хотите больше заниматься наукой, то вспомните о Лиз… вспомните обо мне…

— Ты прав, малыш, — бодро сказал Паклингтон. — Вы оба мои ученики. И благодаря вам я тоже чувствую себя молодым. Не беспокойся, работать я не перестану. И не жалей меня. Самое дорогое — моя наука — остается со мной. И я не один: ваша молодость — моя опора, мой резерв, с которым я пойду дальше в бой против научных предрассудков. То, что я сжег здесь, — это пустяки, личные дела. Ведь мой научный архив на змеиной станции. Сегодня утром я получил от Лиз тревожную телеграмму. Она сообщает, что очень важные причины заставляют срочно перевести мою станцию и архив из Бирмы на запад. Она уже нашла и подходящее место где-то в Верхнем Пенджабе. Она требует, чтобы я немедленно приехал. Я послал радиомолнию и жду ответа.

— Я с вами! — крикнул я с мольбою и умолк, вспомнив Эдит.